| - Так, значит, ты все-таки пытался убить лучшего друга? Они говорили уже где-то с час – просто потому, что в какой-то момент сидеть в молчании стало совершенно нестерпимо, и Саске зачем-то решил рассказать о том, когда и почему он ушел из Конохи. Итачи не одобрял ученичества у Орочимару, считая таланты великого санина не самыми эстетичными, а самого его – законченным извращенцем, но слушал внимательно. А Саске рассказывал, как за ним пришли люди из деревни Скрытого Звука, и как он отправился с ними – хотя сам до конца не был уверен в том, что поступает правильно, что сила Орочимару окажется именно тем, что ему нужно, но все же предпочел рискнуть. Рассказывал о том, как его пытались удержать. О Наруто. Итачи кивал, будто и без его слов зная всю эту долгую историю. - Я не хотел его убивать, - покачал головой Саске. – Нет, только не так. Я решил найти другой способ получить Мангекьо. - И ты его нашел. - Да. Итачи усмехнулся. - Я ожидал от тебя чего-то подобного, маленький брат. Отец бы тобой гордился. Саске резко повернулся к нему и нахмурился. - Не смей упоминать отца, - процедил он. - Я сказал тебе чистую правду, - пожал плечами брат. – Твое право слушать меня или нет, однако уверен, отцу было бы приятно узнать, что его любимый малыш освоил высшую ступень шарингана. Мало кто в нашем роду был на это способен, ты же знаешь. - Жаль, что только тобой он погордиться не успел до того, как ты убил его! Итачи проигнорировал замечание брата. - Скажи, Мангекьо… он тебе пригодился? – вдруг спросил он. - В каком смысле? – озадачился Саске. - Ты извлек из него хоть какую-нибудь пользу? Не пойми меня превратно, я отнюдь не пытаюсь принизить силу шарингана, - добавил Итачи. – Однако сейчас я волей-неволей задумываюсь, а нужно ли было все это? Наша родовая сила – или родовое проклятье, как ни назови – в чем смысл? Да, миссии, служба, высокие цели, наконец, но знаешь, здесь, среди снежных вершин, мир видится немного иначе. И я совсем не уверен, что желаю тебе смотреть на него через красное марево шарингана, отото. - Предлагаешь мне избавиться от собственной силы и превратиться в никчемное существо? Мило с твоей стороны, нии-сан, - съязвил Саске. – Но боюсь, что пока я не достигну своей цели, подобная роскошь мне не по зубам. - Главное, чтобы к тому моменту, когда ты ее достигнешь, еще не было бы слишком поздно, - серьезно ответил Итачи. – Цели меняются, маленький брат, а проклятие остается. Боюсь, что наши предки не понимали этого. Да что уж там, я сам не понимал до поры, до времени. Но у тебя еще есть шанс. - Шанс на что? - Все изменить. Как и ты сейчас, я шел к своей цели слишком быстро, забывая обо всем вокруг. Я не задумывался над тем, прав или не прав я, совершая ужасные поступки. Не задумывался над тем, что есть разные пути. Но рано или поздно для каждого из нас наступает момент остановиться и оглянуться назад, и тогда боль отчаяния заглушает все прочие чувства, потому что ты видишь плоды всех своих многочисленных ошибок, все кровоточащие раны и разбитые сердца. - Ты забыл добавить «отнятые жизни», - вставил Саске. - Я не забыл. Итачи отвернулся и покачал головой. - Я помню все то, что должен помнить, маленький брат. Не меньше. Но и не больше. - Твои руки в крови. - Может быть. А твои – нет? – Итачи горько усмехнулся. – Шиноби, не запятнавший себя кровью, - не шиноби. Не стоит упрекать других в том, в чем повинен сам. Ты не знаешь ничего, Саске, да я и не хотел бы, чтобы ты знал. Верь или сомневайся, делай, что захочешь – это и есть твоя жизнь, полная отчаяния и стремления к пустоте. Порой я даже боюсь за тебя. Выберешься ли ты из этого круговорота бесплодных попыток самоуничтожения? Но ты не убил Наруто. И не убьешь меня. Эта простая истина должна была стать понятна тебе уже давно, отото. Ты – не из тех, кто убивает друзей или братьев. Если хочешь знать, Учихи вообще чертовски преданные создания, они верны своим близким до конца, - хмыкнул он. - Тогда, видимо, ты – то самое гнилое яблоко, не укладывающиеся в общие рамки наследственной верности? – фыркнул Саске. - Я – тоже Учиха, - просто ответил Итачи. И черт подери, понимай, как хочешь! Тоже Учиха – верный и преданный? Саске сжал кулаки, борясь с подступающим гневом. Итачи, Итачи, ублюдок, неужели может быть такое, что… Неужели существует хотя бы ничтожная вероятность того, что он ошибся, что брат – убийца, предатель, ничтожество, мразь – виновен во всем, кроме смерти семьи? Но тогда – кто? - Кто убил их? Отвечай! – приказным тоном выкрикнул он, но Итачи не удостоил его ответом. – Я должен знать! Вся эта история не может дольше тянуться! Нет, я никогда не поверю, что ты позволил бы считать себя убийцей, будучи невиновным, это ни в какие ворота не лезет, Итачи! И снова молчание в ответ, равнодушное и ленивое. - Если… если есть вероятность… пусть тебя судят, пусть установят, лжешь ты или нет! Я отдам тебя старейшинам, они примут верное решение! Итачи даже отвлекся от помешивания бульона в кастрюльке и воззрился на него с искренним изумлением: - Эти старые идиоты разве хоть раз приняли верное решение? Да не будь на свете Сарутоби, Коноха давно бы омывала ноги какому-нибудь Раикаге. - Хорошо, тогда… - Саске задумался. Что тогда? - Тебе нужно вернуться домой, маленький брат, вот что. Твой визит был мне приятен, однако, что-то он подрастянулся, - заметил Итачи, не обращая внимания на то, что тот его почти не слушает. – Думаю, я тоже скоро сменю обстановку, пока ты не вернулся с подмогой, чтобы прикончить меня, - усмехнулся он. И дело даже не в том, что улыбка его не казалась больше жестокой и злой. И не в том, что взгляд темных глаз чаще бывал веселым и добрым, нежели холодным и резким. Саске боялся – и боялся так, что у него тряслись руки, и он не мог ничего сделать, чтобы унять эту презренную дрожь. По спине скатывались капельки противного липкого пота. Нет, нет, нет, это все влияние обстоятельств, и обман, которым Итачи всегда владел в совершенстве, - это Саске понимал, как понимал и то, что никаких реальных доказательств невиновности Итачи у него не появилось. Но бывает же так, что довольно и одного внутреннего ощущения – когда нервы натянуты до предела, и вот сейчас ему хотелось вцепиться, найти хотя бы какую-то точку опоры, потому что мир его рушился на глазах, и ему было чудовищно одиноко стоять посреди и наблюдать картину смерти собственных идей. «Но рано или поздно для каждого из нас наступает момент остановиться и оглянуться назад, и тогда боль отчаяния заглушает все прочие чувства, потому что ты видишь плоды всех своих многочисленных ошибок, все кровоточащие раны и разбитые сердца». Саске не привык останавливаться. Всю свою жизнь он действительно шел вперед без оглядки. Ненависть-презрение-месть – и качали головой Наруто и Сакура, вероятно, никогда не понимавшие того, как можно променять себя на это, но Саске заставлял себя смотреть лишь в одну точку на горизонте, и к черту, что он не замечал ни рассветов, ни закатов, ни шевелившего волосы легкого ветерка. Поздно раскаиваться, поздно все менять. Слишком много лет прошло – они не могли быть напрасными, ведь так?.. Жизнь не могла быть жестокой издевкой. Это было бы слишком… несправедливо. - Я сварил бульон из курицы, купил вчера у крестьянина, неподалеку от монастыря. Слава Богам, она была уже освежеванная: ощипывать птиц я пока не научился. Будешь обедать, маленький брат? *** Сомнения – это то, что дает нам силу, одновременно выбивая опору из-под ног. Любой из нас, даже бесконечно уверенный в себе, все равно рано или поздно становится жертвой сомнений – это так же неминуемо, как и само течение времени. Если есть вера, значит, неизменно есть и червь, точащий ее изнутри. Но удивительно то, что самый безоглядно верящий во что-то человек обычно оказывается и самым исполненным противоречий, причудливым образом составляющих изящную гамму у него в душе. Конечно же, Саске никогда не задумывался над тем, чего стоила ему его убежденность. В глубине души он знал, чувствовал, что путь его ведет по краю пропасти, и сохранять ровное дыхание – еще не значит не бояться до дрожи в коленках, но ведь все мы предпочитаем закрывать глаза на очевидное? И он считал себя правым именно потому, что никто и никогда не говорил ему, что он может быть неправ, а допустить подобную мысль в сознание самому казалось ему чудовищным грехом. Но слова Итачи, интонации Итачи, жесты Итачи – все это действовало на него почти магически. Вновь и вновь перебирая в памяти все их разговоры, Саске ловил себя на том, что уже почти готов искать для брата оправдание, если не больше. Неужели мысль о его возможной – теоретической, почти невероятной - невиновности могла оказаться столь сладкой? Нет, сладкой – слабо сказано, думал Саске. Наркотической. Он пребывал почти что в ломке всю следующую ночь, и наутро пальцы его напряженно отстукивали какой-то ритм по плоскому камню, пока сам он судорожно пытался припомнить подробности из прошлого. Что произошло тогда, той роковой ночью? Если все было напрасно – все было не так – значит, убийца где-то ходит, безнаказанный, и на него даже не пала тень подозрений? Но это же недопустимо! Как такое вообще могло произойти? Он вновь и вновь останавливал себя, напоминая, что никаких оснований по-прежнему нет, и Итачи даже ни разу не сказал ему прямо о своей невиновности: так, лишь намеки, много намеков, которые невозможно не понять, но, тем не менее, это еще не признание. И все-таки он лишь больше укреплялся в своей идее: забрать Итачи с собой, в Коноху, поговорить. Судить. Попробовать выяснить. Понять. Ведь если он ошибается в своих сомнениях – это будет означать лишь то, что убийцу казнят чуть позже. А если нет… он спасет жизнь невиновному? Нет, не так. Он спасет жизнь брату. Он избавит себя от ненависти. Он восстановит справедливость, им же и нарушенную. Как давно это было, его уверенность и решимость… Неужели их не хватит ни на что полезное? - Ты готов рисковать жизнью ради этого? – спрашивает Саске, сжимая кулаки. – А что, если он прав? Если эта штука рано или поздно доконает тебя? Наруто смотрит на него насмешливо. - Не доконает. - Ты не можешь этого знать! Они… потратили годы, изучая джинчурики, не отрицай! Возможно, они и опасны, но что если Кьюби еще опаснее?! Саске взбешен. Это упрямство, эта глупость доводят его до белого каления. - Опасности окружают нас с детства, - безмятежно сообщает Наруто. – А уж Кьюби-то я знаю получше, чем кто-либо другой. Мы с ним неплохо ладим, если что. Не используй меня, как предлог, - внезапно хмурится он. - Что ты имеешь в виду?! – Саске готов взвиться в любой момент. - То, что тебе самому давно очевидно. Хочешь встретиться с братом – иди. Останавливать тебя я не стану. Не могу знать, что у тебя в голове, но каждый из нас вправе действовать в рамках необходимости. Решай сам. - Это… совсем не так, - остолбенело смотрит на него Саске. – Не так! Я… беспокоюсь за тебя, черт подери! Наруто невозмутимо перекладывает свитки на столе, не поддаваясь на провокацию. - Я в состоянии сам позаботиться о себе, Саске, - говорит он таким тоном, что спорить с ним явно бесполезно. Да и бессмысленно. Наруто прав, всегда прав, каким бы придурком он ни был. – Принимай решение и действуй. Это все, что я могу сейчас тебе сказать. Если однажды тебе потребуется помощь – ты знаешь, где меня найти…. Знаешь, где меня найти… Саске вздрогнул, словно наяву услышав вновь эти слова. До Наруто сотни миль, да и если бы ему даже и хватило сил вырваться и преодолеть их – кто сказал, что Хокаге сдержит свое слово? Что не посчитает, что Саске неправ, оберегая человека, заслуживающего только смерти? Человека, у которого, вероятно, нет и не может быть оправдания? Хокаге должен заботиться о жителях Конохи, а те жаждут справедливости. И как же объяснить им, что в мире есть место и другим вещам? Безумию. Одиночеству. Страху. Но если все-таки есть хотя бы крошечная возможность, что Наруто выслушает и даст шанс… Ради их дружбы, ради всего, что у них было – нужно бороться, ведь так? Если бы только Саске сам был до конца уверен в том, что поступает правильно. Если бы только Итачи помог разрешить его сомнения… Конечно же, он поступил глупо, поддавшись порыву и поделившись этой идеей с братом. Мысли нужно держать при себе, дабы не получать потом кулаком под дых. - И что же ты сделаешь? – выслушав его, насмешливо поинтересовался Итачи. – Кинешься в ноги Хокаге и попросишь его о снисхождении к своему брату-убийце? Убийце. Саске вздрогнул и посмотрел на него. Итачи встретил его прямым взглядом. - От правды не уйдешь, глупый маленький брат. Для меня нет дороги назад. Для тебя – есть. Возвращайся. Я ведь уже говорил, что ты так и не научился ненавидеть. Есть вещи, которые тебе просто не даны. И конечно, в глубине души Саске знал, что это чистая правда, но люди всегда склонны оправдывать себя высшими целями. - Если… если есть хоть малейшая возможность того, что ты не виноват, я должен это знать. Скажи мне. - Зачем? – пожал плечами Итачи. - Я должен это знать! – упрямо повторил Саске. – И ты скажешь мне это. - Говори за себя, маленький брат. – Итачи был равнодушен, как всегда. – Я же, в отличие от тебя, не делаю глупых и бессмысленных вещей. Ты знаешь все, что тебе нужно знать. - Ублюдок. Не смей держать меня в неведении! Руки Саске сами собой сжались в кулаки, глаза налились яростью. Как же он устал биться головой об стену, снова и снова встречая этот холодный взгляд и безразличие! Не человек, а статуя из льда. Итачи никогда не раскрывал карт, но как же объяснить ему, что все нельзя просто так оставить, что нужно сделать исключение, хотя бы раз, ради клана, ради будущего, ради истины, ради брата, черт подери! – и Саске сам ужаснулся пафосности своих мыслей. А может, все проще? Может, он просто раз в жизни набрался мужества предположить, что был неправ в своей слепоте? Это, наверное, сказал бы Наруто. Нет, не сказал – бросил бы ему в лицо, потому что Наруто всегда говорит прямо, не боясь последствий. Не то, что он. Ну почему все не могло быть проще?.. Саске закусил губу и прикрыл глаза, борясь со странной усталостью, которая все чаще овладевала им в последнее время. Он вздрогнул, почувствовав прикосновение твердой руки к своему плечу. - Разве ты пришел сюда за правдой, маленький брат? – горячий шепот обжег шею, и Саске с трудом сдержал порыв оттолкнуть Итачи, всем телом ощущая его болезненную близость. Нет. Нет. Только не снова. - Я пришел сюда за местью, - постарался произнести он как можно более ровным тоном. – И я должен знать, если она окажется несправедливой. Голос почти не дрожал, но вот контролировать мурашки, побежавшие от уха к ключице, он, увы, не мог. Итачи усмехнулся. Кончики его длинных полураспущенных волос щекотали нежную кожу на шее, и Саске ненавидел себя за то, что думает об этих прикосновениях больше, чем о деле… - Я уже сказал, что ты знаешь все, что тебе положено знать, - повторил Итачи. – На большее не рассчитывай. И снова вспышка ярости. Саске скинул с себя его руки с такой силой, что Итачи едва устоял на ногах. - Я выбью из тебя правду, чего бы мне это ни стоило, - он часто задышал и посмотрел на брата в упор. – Я выбью ее из тебя, даже если сам подохну в этой твоей дыре, потому что я должен знать, черт тебя подери! Тебе что, так нравится водить всех за нос?! Или ты просто издеваешься надо мной сейчас, в надежде, что я пощажу твою смазливую физиономию? Итачи улыбнулся почти нежно. - Ты строишь столько предположений, глупый маленький брат. Почему бы тебе просто не признать, что ты давно проиграл в этой войне со мной? Правды нет. Ты обещал отомстить – отомсти. А если не можешь, - он внезапно нахмурился, и голос его стал угрожающим, - так не путайся у меня под ногами! - Я убью тебя, - прошипел Саске. – Убью. Убью. И что-то обрывается внутри от самой мысли. Саске хочется схватиться за горло, потому что ему все в этой промозглой пещере – и что за иллюзией он себя тешил, что ему здесь хорошо?! - но еще и потому, что в горле прочно обосновался комок, который давит и давит, и разве что слезы не выступают на глазах от того, как больно и невыносимо ядовито все вокруг, и главное – он сам, маленький брат, маленькое чудовище, не способное остановиться и не способное довести дело до конца. - Хотел бы – давно бы убил, - скучающим тоном констатировал очевидную истину Итачи, проходя мимо него. Саске почувствовал, что по спине скатываются противные липкие капельки пота. Холодного пота. Итачи – хуже Наруто. Черт. Черт. - У нас заканчивается еда, - зачем-то пробормотал он. Итачи кивнул: мол, разберусь. - Я не собираюсь долго здесь оставаться, - добавил Саске. – Так что особо на меня не рассчитывай. Тот только хмыкнул. Конечно. * * * Наверное, они не разговаривали больше суток. Ему стало хуже. Саске спал, ел и смотрел в черный потолок, полностью отрешившись от мыслей. Он чувствовал себя кем-то вроде монаха, но сейчас это состояние вполне его устраивало, поскольку позволяло хоть немного восстановить силы, которых так не хватало в последние несколько дней… да чего уж там, недель. Месяцев. Пока тебя не уложат в постель под одеяло, ты, зачастую, и не подозреваешь, как сильно измотан. Вот и Саске ощущал почти потребность свернуться калачиком под одеялом и слушать, как эхом отдается под сводами пещеры журчание крохотного ручейка, сочащегося меж камней где-то неподалеку. Он еще помнил, как совсем недавно замерзал здесь, совсем один, думая, что впереди много дней пути. И вот теперь цель достигнута, и вопросов стало еще больше, чем было, и ничего, в целом, не изменилось, но он лежит в тепле, под одеялом и делает вид, что окружающего мира не существует. Стоит позволить хоть одной крошечной мысли просочиться в сознание, как тупая ноющая боль в груди тут же даст о себе знать. Но Саске боролся, не позволяя себе скатиться в пучину тревоги, удерживаясь на грани сознания, но отрешившись от мыслей. Кто-то обучил его этой сложной технике… Орочимару? Наруто?... какая разница. Что бы ни было, это было слишком давно, чтобы помнить. Давно… Давно он не спал вот так… … … А нога болела все сильнее. Пульсировала, ныла и как будто... уменьшилась в размерах? Странный, но явно дурной знак. Саске, конечно, не разбирался в медицине, но происходящее ему не нравилось. Ходить было все труднее, с каждым днем, и вряд ли отвары Итачи могли что-то изменить. Сакуру бы сюда. Или Цунаде. Кого-нибудь… Он пытался дотянуться и потрогать ногу, но кожа почему-то утратила чувствительность, а вот изнутри все разрывалось огненными вспышками боли... Не-хо-ро-шо... … ... Раньше потолок был черным. Интересно, а вот какая сволочь теперь раскрасила его в оранжевый? И еще и дрожит… Было в этом что-то глубоко неправильное. Дурацкие тени, все из-за них. И еще ресницы… почему собственные ресницы так мешают смотреть? И что-то на лбу… холодное? Правда. Холодно. Очень холодно. В таком холоде невозможно спать. «Нару…» - попытался выдохнуть он, неизвестно зачем, но губы потрескались и не желали шевелиться. На грудь легла чья-то рука, и Саске начал вспоминать, где он и с кем – но так и не успел зацепиться за мысль, ускользая в очередную черную пропасть… ... ... … Кап. Кап. Как же он ненавидел это капанье! Саске знал, что ничего этого, на самом деле, нет. Знал, что это очередные признаки сумасшествия. Что от настоящего безумия его, возможно и отделяли несколько капель, срывающихся с потолка и разбивающихся о холодный камень. Ему хотелось стиснуть пальцы на знакомой рукоятке куная, чтобы почувствовать себя сильным. Хотелось ударить – так, чтобы увидеть кровь на костяшках пальцев, чтобы размозжить, расплющить, уничтожить. Чтобы услышать крик – потому что крик это жизнь, а именно жизни не хватало ему уже столько лет, жизни, а не призрачного существования, в котором не было ничего, никого.. никого… Ему хотелось чувствовать ярость и ненависть, но все попытки обрести силу приводят лишь к тому, что сердце разрывается от отчаяния, и он боялся, боялся признаться себе в том, что окончательно заблудился, что пути назад, наверное, нет и для него самого… Нару… Что бы сделал ты, будь ты сейчас рядом? И почему тебя нет, когда… Итачи. Он не должен был шептать это имя, потому что очень боялся, что его обладатель откликнется. А Саске даже думать не хотелось о том, что брат где-то поблизости. Нет, только не сейчас, когда он так беззащитен и один, когда никто даже не поможет ему встать на эту чертову ногу, которой уже как будто нет… Ничего, ничего. Еще немного. Как он только мог подумать, что чертов предатель невиновен? Насмешка судьбы. После стольких лет преследований решить, что все было глупо? Что он ошибался? Ерунда. Свидетельств предостаточно. Итачи. Итачи. Это мог сделать только он. Саске попытался пошевелить рукой и, к своему удивлению, обнаружил, что она вполне его слушается. Что ж, для начала неплохо. Он согнул руку в локте и рискнул приподняться. Что-то холодное и мокрое шлепнулось у него со лба на колени. - Тшш, еще рано, лежи, - донесся сзади мягкий голос, и чьи-то ладони почти по-матерински погладили его по взъерошенным волосам. Саске едва не задохнулся. Он не мог не узнать. - Итачи. - Спи, спи, - ладони потянули его за плечи назад, обратно на подушки. – Иначе лекарство не подействует. Саске с трудом разлепил глаза, но увидел только черные пряди волос и расплывчатые очертания лица. - Если… если ты напоил меня какой-то отравой… - выговорил он едва слышным шепотом, - я не сдохну, так и знай. Я тебя прикончу… прикончу…. А потом его веки закрылись как будто сами собой, но он успел ощутить легкое прикосновение теплых пальцев к своему лбу и почему-то подумал, что воздух пахнет домом и вишней… * * * Пить это было… невозможно. Саске давился, сам не понимая, зачем глотает отвратительную горькую дрянь, которую принес брат, но других лекарств у него все равно не было, так что оставалось только поверить в то, что это не яд. В конце концов, если бы Итачи хотел убить его, он мог просто ничего не делать и оставить его умирать от заражения крови. Подобные трудозатраты были явно ни к чему. Он сделал последний большой глоток и закашлялся, на глазах выступили капли слез. - Воды? – предложил Итачи, но Саске лишь отмахнулся, откидываясь на подушку. За эти дни он чертовски устал лежать, но силы только начали восстанавливаться, а посему ходить он мог лишь с трудом подволакивая ногу, да и то по несколько минут, не больше. Итачи склонился над костром и что-то колдовал над небольшой кастрюлькой. Саске усмехнулся. Сначала лекарство, теперь какое-то подозрительное варево. Впрочем, еда была ему необходима. Все эти дни он почти ничего в рот не брал, и сейчас, идя на поправку, внезапно ощутил урчание в ссохшемся желудке. - Думаешь, мне уже можно есть? - зачем-то спросил он, глядя в сторону. Брат с минуту молчал, продолжая помешивать содержимое кастрюльки, прежде, чем ответил. - Тебе стало немного лучше, Саске. Кажется, нам удалось предотвратить попадание инфекции в твою рану. Однако... Саске нахмурился. - Однако – что? - Однако, я не настолько силен в медицине, чтобы восстановить омертвевшие ткани, - спокойно ответил Итачи. - Похоже, удар был слишком сильным, я подозреваю, что кость местами раздроблена. То, что я давал тебе, должно было помочь ей срастись, но если не вернуть к жизни мышечную ткань, ты рискуешь потерять ногу. Саске стиснул зубы. Только бы все было не так серьезно. Остаться без ноги он отнюдь не хотел. Тем более, здесь. Тем более, на руках у... него. - И какой же у меня выход? - холодно поинтересовался он, все еще не глядя на брата. Тот невозмутимо пожал плечами. - Ничего страшного я не вижу. Цунаде-сама вылечит тебя за день. - Но тут есть одна маленькая сложность, - язвительно вставил Саске. - Если ты не заметил, Цунаде здесь нет! - Она есть в Конохе, - просто ответил Итачи. - Следовательно, ты вернешься туда и отправишься в больницу. - И не надейся! - прорычал Саске, привставая на локтях. - Придумал новый способ, чтобы избавиться от меня, да?! Надеешься, что я поверю в эту историю? Нога скоро будет в норме. А я не уйду отсюда до тех пор, пока мы все не выясним. - Саске, Саске. - Итачи почти грустно покачал головой. - Хватит говорить глупости, маленький брат. - Это не глупости! Итачи меланхолично зачерпнул что-то ложкой из кастрюли и поднес к губам, не обращая на него никакого внимания. По пещере разливался приятный и теплый аромат. Травы? Суп? Мясо? Ну не рамен же... Саске хотелось подойти и заглянуть, на чем же так сосредоточен этот ублюдок, что опять не желает разговаривать. Временами ему даже казалось, что он привыкает к его холодному равнодушию, к ровному взгляду темных глаз, устремленному куда-то вдаль – но не на него, к бледным губам, сжатым в тонкую линию – привыкает видеть их каждый день и не испытывать при этом черной, разъедающей душу ненависти... к нему... и к себе. - Знаешь... завтра утром я покажу тебе кое-что, - вдруг сказал Итачи, по-прежнему не оборачиваясь. - Что? - буркнул Саске. - Увидишь. Я.. просто хочу, чтобы ты понял, почему все может быть только так, а не иначе. Но это завтра. А сейчас, - он встал и поправил плащ, сползший с плеча, - сейчас мы будем обедать. По крайней мере, попробуем, что у меня получилось. На следующее утро Итачи разбудил его так рано, что поначалу Саске даже упорно пытался на него не реагировать, зарываясь с головой под одеяло и ворча что-то невразумительное. Но брат был настойчив и не отставал до тех по, пока он, чертыхаясь, не сел и не выпил горячего чаю. Камень, закрывавший вход в пещеру, был отодвинут, и внутрь прорывались слепящие лучи солнца – холодные, но живые и... веселые что ли? Саске не знал, какое определение им бы подошло, но ему было почти забавно наблюдать, как свет заливает черные стены, к которым он уже успел привыкнуть за долгие дни болезни. - Пойдем, - Итачи подошел и протянул руку. - Куда? - Не будь таким подозрительным. Я помогу. На ногу постарайся не наступать – не знаю, каковы будут последствия. Лучше крепче держись за меня. - Спасибо, обойдусь, - фыркнул Саске, вцепляясь руками в каменную стену, царапая кожу ладоней, но не прикасаясь к брату. Итачи пожал плечами. Несколько шагов Саске честно пропрыгал на одной ноге, пытаясь при этом не морщиться от боли, резко запульсировавшей в другой. Чертова инвалидность... Неужели ублюдок оказался прав? Неужели нужно... возвращаться? От этой мысли странно похолодело внутри. - Будь осторожнее, - предупредил Итачи, когда Саске чуть было не оступился, но вовремя схватился за подставленную руку. – Камни скользкие. Они сделали несколько шагов, Саске чувствовал, как сильно дрожат колени. Плохо. Ему даже заглядывать под бинты не хотелось – зрелище, наверняка, оказалось бы не из приятных. Но Итачи полностью взял на себя перевязку раны, за что Саске, в глубине души, был ему бесконечно признателен. Равно как и за все остальное. Но… - Возьми, - Итачи откуда-то протянул ему одеяло. Саске недоуменно посмотрел на него. – Набрось на плечи. Там, все-таки, снег. Мы очень высоко в горах, а тебе сейчас нельзя еще и простудиться. Саске поморщился, но в одеяло завернулся. Ему и правда было прохладно. - Идем. Итачи крепко стиснул его локоть и подтолкнул вперед. Еще пару шагов, отбросить слабо прикрывающие пещеру от ветра шкуры каких-то животных и… Нет ничего безумнее и прекраснее гор. Снежных вершин – вечных и спокойных, играющих солнечными бликами, слепящих и чарующих. Саске не хотел даже себе в этом признаваться, но ему было страшно. Черно-серые склоны, покрытые ледяной коркой, и как будто присосавшиеся к ним облака – где-то там, невероятно высоко и далеко отсюда… и как он подумал, что добрался до вершины? Эти горы невозможно пересечь, невозможно покорить. Они… - Величественные, да? – как будто ответил за него Итачи, вглядываясь в горизонт. Да. Сколько им лет? Сколько жизней они видели? Сколько сумасшедших и отчаявшихся, приходивших сюда искать успокоения и не нашедших ничего, кроме смерти, когда кровь превращается в такой же лед, как и тот, что покрывает этот камень, когда лицо застывает маской, а сердцебиение становится все тише и тише, пока не смолкает навсегда? А он просто стоит здесь, под ногами легкий ветер вздымает белые облачка снежинок, и в носу сильно щиплет от мороза, а глаза слезятся, и ему больше всего сейчас хочется расплакаться по-настоящему, потому что на горах будто бы написано слово «свобода» - то, чего он никогда не знал и не думал, что когда-нибудь узнает… - Если бы ты сейчас лучше мог передвигаться, я бы сводил тебя вниз, воон туда, - показал рукой Итачи куда-то на запад. - А.. что там? Саске намеренно ворчал, пытаясь скрыть овладевшие им слишком сильные эмоции. Ни к чему брату видеть это. Совсем ни к чему. - Там река, а еще озеро. Горное. Вокруг камни и полосы снега, и прозрачная голубая вода, - просто ответил Итачи. – Знаешь, о нем местные жители даже легенды слагают. Говорят, в нем омываются Боги. - И ты в это веришь? – скептически поинтересовался Саске, покосившись на него. - Да не особо, - пожал тот плечами. – Но красиво звучит, согласись. Я иногда хожу туда. Кого-то успокаивает огонь, а кого-то – вода. - Так вот почему у тебя так холодно и сыро, - не удержался от того, чтобы не ввернуть Саске. Итачи пропустил его реплику мимо ушей. - Говорят еще, что это озеро бездонное. И что оно соединяется подземной рекой с храмом, который находится вон в той долине. Легенда, конечно, но… Если бы я умер… мне бы хотелось быть похороненным в нем. И узнать, правда это или нет. - Если ты умрешь, - процедил Саске, - тебе уже будет все равно. - Возможно. Но похороны существуют не для тех, кто умирает, глупый маленький брат, - улыбнулся Итачи, мельком взглянув на него. – Они придуманы для тех, кто остается. Возможно, однажды ты узнаешь тайну, которую не суждено узнать мне. Возможно… Саске почувствовал, как к горлу подступает ярость – бессмысленная, беспричинная, и оттого еще более злая, чем обычно. Эти намеки, уловки, хитрости… У него постоянно возникало ощущение, что Итачи пытается его спровоцировать. Но на что и зачем? - Все мы однажды встречаем свой конец, маленький брат. Птицы взлетают в небо, чтобы упасть на землю с разбитым сердцем. Но, поверь, одно мгновение слепоты от солнца, отражающегося в мириадах снежинок, покрывающих горные вершины, стоит того, чтобы отдать за него жизнь. Раствориться в вечном сиянии. Его слова звучали пафосно и неправдоподобно, но отчего-то Саске слушал и не перебивал, и не осмеливался рассмеяться. Может, потому, что брат никогда прежде не говорил с ним…так? Ни разу в жизни… И Саске отчаянно хотелось бы читать в сердцах людей так, как это умел делать Наруто, чтобы поверить или окончательно уничтожить всякую надежду – но он мог только слушать, затаив дыхание, слушать и смотреть на солнечные блики, потому что где-то в глубине души твердо знал, что эти минуты он будет помнить и через много лет, даже если брат… Когда через несколько минут Итачи потянул его за плечо, призывая вернуться в пещеру, Саске ощущал себя так, как будто его вытащили из забытья. Ноги заплетались – но не из-за тупой боли, а потому что кружилась голова. Итачи заботливо поддерживал его под локоть, и Саске ощущал себя никчемным существом. У него не осталось сил даже на презрение к самому себе. Эти горы, солнце, пьянящая тишина… пламя маленького костра в пещере, разбросанные по полу шкуры и покрывала… и руки, холодные и теплые, твердые и нежные, жесткие и заботливые – его руки, которые Саске чувствовал то на своих плечах, то на гноящейся ране на ноге, накладывающие повязку руки, успокаивающие, снимающие жар руки, руки убийцы, чудовища, руки того, кого следовало ненавидеть… А он узнавал их все больше и больше, странные руки с ногтями, покрытыми темно-фиолетовым лаком, изящные, с тонкими пальцами, искусно владеющие любым оружием – руки, которые держали катану и разрубали тела тех, кого он любил, и руки, которые носили его в детстве – как они могут быть такими разными? Как он может думать о них, а не… - Я одурманен, - прошептал он, когда Итачи накрыл его одеялом, и, поддавшись непонятному порыву, вдруг с силой сжал эти бледные пальцы, случайно задевшие его плечо. Он не видел глаз брата, не видел выражения лица, но рука не высказывала сопротивления, а потому Саске, наплевав на все, потянул ее ближе к себе и прижался щекой к теплой ладони. Она казалась слишком мягкой, чтобы быть ладонью мужчины… - Я одурманен, - повторил он, чувствуя, как наливаются свинцом веки, и вдохнул аромат этой нежной кожи. Итачи… От тебя пахнет домом, Итачи… От тебя пахнет… … жизнью…
|
