| Холодно. Дьявольски холодно. Кап. Кап? Вода… Крошечные, точно слезинки, капли срываются с каменного выступа и разбиваются в еще более мелкие брызги… Слишком равномерно. Через час этот звук начинает приводить в бешенство, но с водой ничего не поделать, равно как и с отвратительной темнотой, и холодом. Ему не хотелось даже шевелиться, не говоря уже о том, чтобы разводить огонь. Спокойствие, граничащее с апатией. Умиротворение, переходящее в ступор. Если где-то и можно было по-настоящему скрыться от суеты, то это здесь. Не пещера – настоящий гроб: даже дышать трудно. Саске поежился и еще плотнее завернулся в теплый плащ, который, впрочем, совершенно не спасал. Вот же застрял… Но за стенами пещеры бушевал настоящий ураган, так что сейчас оставалось только тупо отсиживаться и ждать, пока стихия успокоится. Саске понятия не имел, куда его занесло: он не слишком хорошо знал эти места, а так далеко в горы вообще никогда не забирался. Оставалось надеяться, что он пока хотя бы не пересек границу Страны Огня: разрешения войти на территорию другой страны он не получал, а это было чревато неприятностями. Конечно, потом бы они с Наруто что-нибудь обязательно придумали, чтобы разрешить проблемы, но даже пустяковые задержки были ни к чему. Цель не может слишком долго ждать. У него практически не осталось припасов. Если не добраться до какой-нибудь деревушки, придется отказаться от еды в принципе. Путь занял слишком много времени. Слишком много долгих дней и ночей, прожитых только для того, чтобы найти, встретить и сделать то, что он должен был сделать давным-давно. Он стер ноги в кровь, потратил почти все деньги, пересек леса и поля, чтобы выйти к этим чертовым горам, забраться почти на вершину и застрять в пещере из-за какой-то снежной бури! Отвратительное невезение. Поначалу предполагалось, что ему удастся найти перевал. Какой-то крестьянин напел ему, что через горы есть проход, ориентировочно где-то на северо-востоке. Но то ли Саске плохо искал и не в той стороне, то ли подлюга наврал, чтобы заработать – так или иначе, пересечь эти горы можно было только по верху. А навыками скалолазания Учиха не обладал, посему дорога оказалась крайне нелегкой. Но сдаваться он не собирался. Только бы переждать эту ночь, только бы не замерзнуть к чертовой бабушке… Кап… Кап… Нет, все-таки лучше будет развести огонь. От этой гадостной капели еще холоднее, чем от снежной бури. Кажется, спички были в кармане… в правом или левом?... в правом… Кап.. Да, где-то там… Интересно, а в Конохе сейчас тепло? Горячий чай из маленьких стаканчиков – вот это было бы замечательно… Или, может быть, суп – настоящий, чуть пряноватый… или даже запах рамена, поднимающийся от огромной пиалы Наруто, - нет, рамен ни к чему, но он теплый… Кап… А этот придурок… наверняка спит под огромным одеялом и не подозревает, как ужасно сидеть в горах… Почему он умеет спать так расслабленно, не просыпаясь от кошмаров? Разве джинчурики не должны сниться какие-нибудь кошмары?.. Нееет. Страшные сны – прерогатива глупых маленьких братьев, которые не могут достичь своей цели. Страшные сны с катанами, рассекающими воздух и взметающими брызги крови из ниоткуда, с прядями черных волос и заколдовывающим красным взглядом, от которого нет спасения… Взглядом, на мгновение способным родить целый мир сумасшествия и боли, чтобы в следующий миг отнять даже это, оставив тебя на краю бездонной пропасти с отчаянием в сердце и головокружительным желанием прыгнуть вниз… Са-а-ске… Кап? Он поежился и вздохнул. Темно… и когда это он только успел закрыть глаза? А, впрочем, какая разница. Вот только спички… Кап… Сны. Сны – это болезнь, да-а… Отвратительная и гадкая, самая тяжелая из всех возможных, ибо практически неизлечима. «Почему ты слаб, маленький брат?» Потому что есть ночи, и есть сны. Днем можно быть наследником великого конохского клана, днем можно гордиться именем Учиха и не вспоминать о том, что ты – не единственный, потому что все остальные в деревне тоже предпочли позабыть. Но ночь – это игра призраков и реальности, обмана и язвительной истины, от которой не скрыться, пока она не загонит тебя в ловушку – и тогда останется только проснуться в холодном поту, дрожа и презирая себя за страх, и все же смутно, по-детски радуясь тому, что все это было не по-настоящему. Вот только было ли? Или все, что начиналось на рассвете и заканчивалось с последними лучами заходящего солнца, со смолкающими криками детей на улице и крошечными звездочками, россыпью покрывающими ночное небо, - может, все это и было ненастоящим? А правда осталась в памяти, в прошлом, в причудливых снах и видениях, терзавших вновь и вновь?... Са-а-ске… А вопрос ведь только в том, где эти чертовы спички… в правом или левом кармане, на котором он сидит? Кажется… Кап… Думать – это бесполезное и изматывающее занятие, да… Кап… Тем более, думать о том, что изматывает само по себе…
Кап… … думать, об-думывать, при-думывать, пере-думывать… Кап… ЧЕРТ! Да эта вода с ума сведет! Саске дернулся и очнулся. Кажется, он придремнул? Вот ведь! И замерз еще сильнее… Спички, да, спички. Он попытался привстать и почувствовал странную слабость в конечностях. Вцепившись пальцами в холодную каменную стену, распрямился и тряхнул головой, намереваясь отогнать столь некстати нахлынувший сон. Но пелена перед глазами не рассеялась, а вот колени наоборот предательски задрожали в ответ на столь неосторожное движение. Да что вообще такое?! Шаг. Еще. Внезапно к горлу подкатила тошнота и Саске покачнулся, неуверенно балансируя – пол как будто стал ближе, так, что стали различимы мелкие трещинки на камне, заполненные капельками влаги, а потом вновь отодвинулся – и на мгновение у Саске возникло ощущение, что что-то не так, этого быть не должно, а потом правая нога подогнулась и ушла куда-то вбок, а в следующую минуту он уже почувствовал, что лежит на земле и что-то отвратительно острое впивается ему в щеку. Резкая боль прорезала все тело, и он поморщился, смутно сознавая, что исходит она вовсе не от пораненной щеки, а откуда-то снизу… Нога? Он попытался пошевелиться, повернуть голову и глухо застонал, очевидно, еще больше содрав кожу на щеке о каменный пол. Черт, черт, черт… Са-а-ске… Саске?! Он напрягся. Шепот, неуловимый и призрачный, словно разливался в тягучем воздухе. Но откуда? Ведь здесь никого нет! Са-а-ске… Галлюцинация, точно. Но неужели он так сильно ударился головой? Кап… Ах эта чертова вода, да еще и чертовы спички, и вообще все это… Он вполголоса выругался и предпринял очередную попытку встать, однако тут же почувствовал, что с ногой явно что-то не так: она совершенно не желала шевелиться, а вот от боли на глаза даже слезы навернулись. Са-а-ске… Шепот вливался в легкие чем-то невозможно вязким, и на минуту даже подумалось, что так и задохнуться недолго. Но ведь так не бывает, правда? Нельзя задохнуться от чьего-то шепота. Особенно в пустоте. Там, где никого нет, а потому и шепота быть не может. Саске нахмурился. Но ощущения никогда не обманывали его, он просто обязан был ощутить чужое присутствие. Конечно, он устал, не выспался и был голоден, да еще и замерз до чертиков, не говоря уже про это смехотворное падение и травму ноги, но… Учиха Саске оставался опытным шиноби, который способен был минимум за сто метров почувствовать приближение любого другого человека, если только тот не был… И тут его глаза расширились. Мелькнувшая в голове мысль поражала своей ясностью и простотой. Ведь он же шел сюда так долго и даже не подумал, что смог, наконец… Са-а-ске… Его губы приоткрылись и произнесли – сами по себе, как заклинание, страшное и желанное, - и пространство вокруг будто наполнилось могильным холодом, когда это слово повисло в воздухе: - Итачи… Он еще видел, как веселая и злая улыбка медленно проявляется в воздухе, видел изящный длинный белый палец с покрытым фиолетовым лаком ногтем, нацеленный прямо на него, видел, как темнота дрогнула, проступив контурами плаща, окутывавшего высокую стройную фигуру, а потом все закрыла красная пелена, сочившаяся из его глаз, открывающих вход в бездну… * * * Очнувшись, Саске обнаружил себя на том же самом месте, но только прикованным к стене и обезоруженным. Что ж, по крайней мере, живым. Первые несколько секунд он смутно пытался сообразить, что происходит, и где же он находится, но потом, пошевелив руками, почувствовал, как в запястья впился холодный металл тонких наручников – и вспомнил. Итачи. Черт, черт, черт!!! Как же можно было попасться в эту идиотскую ловушку?! Вот только интересно, иллюзией была капающая вода, темнота или снежная буря и вообще весь этот вечер? Когда же началось действие гендзюцу? Редкий придурок. Саске был зол на себя, как никогда. Он закусил губу и дернулся – закрепленная в стену цепь натянулась, но выдержала. Прочная. Итачи рядом не наблюдалось, но у Саске отнюдь не было уверенности в том, что он ушел надолго. Черт, и как же он не понял сразу, попав в эту пещеру, что дело нечисто? Все было чрезмерно спокойно, а сам он слишком быстро погрузился в сон – а ведь уже давно разучился вот так засыпать, размышляя и вспоминая, как все нормальные люди, а не отравляя себя ненавистью, чтобы проснуться и найти в себе силы сделать то, что обещал давным-давно. Ну и сколько часов он провел так? Или… дней? Нет, нет, не могло еще пройти столько времени. Нога по-прежнему ныла, а ведь как это было некстати - именно сейчас, так глупо упасть и получить травму, когда все силы нужны на борьбу с ним. «И что же ты собираешься делать?» - поинтересовался противный ехидный голосок внутри, заставив Саске вздрогнуть. А правда… что? Вырваться, конечно, это прежде всего. А потом? Почему-то он представлял себе все иначе. Красивая, пафосная битва? Что-то вроде того. Да все, что угодно, только не эти чертовы горы, в которых он чувствовал себя совершенно беспомощным, темнота, наручники, поврежденная нога и полная неизвестность! Почему все должно быть именно так? Но судьба никогда не была справедлива к клану Учиха. Порой Саске даже задавался вопросом, не стала ли гибель семьи еще одним проклятием, еще одним крестом, который нужно было вынести, не сломавшись, как наказание, посланное высшими силами за никому не ведомые прегрешения. Но это было бы… слишком далеко от реальности. А в реальности был ублюдок старший брат, были предательство и ненависть. И ничего больше. Саске снова дернулся. Снова. Снова. Эту цепь нужно было порвать во что бы то ни стало. И пусть кровь по запястьям, пусть предательски хрустит кисть – нужно, нужно, к черту мысли, нужно высвободиться и драться!.. Разве не так бы поступил Наруто? А ведь предупреждал же его Узумаки, что нужно быть осторожнее. Еще не хватало, чтобы он оказался прав! Нет уж, выр-ва-ться – упираясь здоровой ногой в пол и тянуть, а лучше – резкое движение, зажмурившись и - боль, потому что наручники режут сильнее ножа…. - Маа-а-ать твою!!!... * * * - Ты все знал!!! Ублюдок! – Сакура сама не поняла, как у нее вырвались эти слова. Слова – и слезы отчаяния. Она так не думала, нет, но… как же он мог… - Ты… ты должен был защищать его! Разве ты не Хокаге, черт тебя подери?! Разве не для этого ты сидишь в этом кресле, чтобы защищать шиноби Конохи?! Она в ярости ударила кулаками по столу, смешно хлюпнув носом. - Отвечай мне! Как ты мог такое допустить?! Наруто вздохнул и поднял на нее уставший взгляд. - Сакура. Я делаю то, что должен делать. - Да что ты се… - Ничего, - оборвал он ее на полуслове. – Просто пойми. Так было нужно. Пристальный взгляд его голубых глаз был слишком спокойным, чтобы обмануть ее. Наруто тоже сходит с ума. Наруто тоже не уверен. Но он никогда не сомневался, начав что-то делать. Не позволял себе отступить. Значит, спорить сейчас бесполезно, нужно просто довериться ему. Но как же трудно, черт побери… Как же все нехорошо… Она обреченно кивнула. - Я не понимаю, но ты не оставляешь мне выбора. Хотя я и не ожидала от тебя такого. Но если что-то случится с Саске… я никогда тебе этого не прощу. Сакура вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью. Наруто молча отпил глоток остывшего чая. В его жизни было и так слишком много такого, что нельзя было простить. Одним больше, одним меньше… Но иногда, оставаясь в полном одиночестве вечерами, он отчаянно гадал, правильное ли решение принял. И ему становилось почти страшно. Будучи Хокаге, ты отвечаешь за жизни других. Так или иначе, ты можешь отправить человека на смерть, и вина за это будет лежать только на тебе, кто бы и что бы ни говорил. Но это можно вынести, пока речь не идет о тех, кто тебе действительно дорог. О тех, без кого твое собственное существование теряет смысл. Саске нужно было дать этот шанс. Это не могло быть ошибкой. Но все же… * * * - Вижу, ты неплохо постарался освободиться. – Слегка ехидный голос заставил Саске вскинуть голову, яростно разглядывая неслышно вошедшего брата сквозь упавшую на глаза челку. Итачи спокойно прошествовал по пещере в дальний угол и взмахом руки разжег маленький костер. Пламя осветило небольшое помещение, в одном углу которого были навалены какие-то шкуры и одеяла, видимо, составлявшие ложе Учихи, а в другом стояло несколько сундуков, содержимое которых пока оставалось загадкой. Саске нахмурился. Итачи невозмутимо пожал плечами. - Я тут вчера создал тебе маленькую иллюзию, Саске, - пояснил он на всякий случай. – Так что ничему не удивляйся. - Иллюзию? – хрипло переспросил тот, внезапно поняв, что в горле до боли пересохло. - Ну да. Снежная буря и все такое. Не мог же я позволить, чтобы ты забрался сюда и нарушил мое уединение. Это было бы слишком некрасиво с твоей стороны, согласись. Саске стиснул кулаки, почувствовав, как кровь заструилась из пораненных запястий. Значит, все-таки даже буря. Идиот… - Я убью тебя, сволочь! Значит, это ты все придумал? Надеялся, что я попаду в твою ловушку?! – выплюнул он. - Но ведь попал же, - спокойно констатировал Итачи. Саске гневно посмотрел ему в глаза. - Твой Мангекьо Шаринган способен обмануть кого угодно. Но будь уверен, я научусь справляться и с ним. Я пришел сюда, чтобы выполнить свой долг, и ты умрешь, как только я освобожусь из этих проклятых цепей, - медленно выговорил он, не сводя с него взгляда. Однако, на Итачи его слова не произвели никакого впечатления. - Если все обстоит именно так, я позабочусь, чтобы ты не освободился, глупый маленький брат, - меланхолично заявил он, устраиваясь на одеялах и закидывая ногу на ногу. – Видит Бог, я совершенно не хотел встречаться с тобой, но раз уж это было неминуемо, придется несколько охладить твой пыл. - И не надейся! – вскинулся было Саске, но Итачи прервал его изящным жестом. - Я не намерен пока умирать, брат, - пояснил он. – Так что, хочешь ты того или нет, тебе придется посидеть на цепи, пока ты не утихомиришься. И не советую тебе много скакать – с такой ногой это может быть небезопасно. Похоже, ты сильно ударился на этих камнях – о, прости, я не хотел ничего такого, ты сам зачем-то задергался и проснулся, когда я уже почти погрузил тебя в сладкую дрему, полную воспоминаний о нашем славном прошлом. Пришлось тебя слегка… уронить. Но, так или иначе, тебе лучше сейчас отдохнуть пару дней. Извини, в медицине я не силен, но если что-то будет нужно… - Я ничего от тебя не приму, сволочь! – рявкнул Саске, снова попытавшись встать и тут же поняв, что Итачи прав: ногу он повредил неслабо. – И не смей держать меня на цепи! - Саске. Ты упал на острый камень и снес кусок мяса с собственной голени, - все тем же спокойным тоном повторил брат, словно объясняя очевидную истину несмышленому ребенку. – Биться с тобой в таком состоянии я считаю ниже своего достоинства. Отправить тебя в Коноху я тоже не могу. А оставить тебя мирно спать здесь может быть небезопасно для меня самого. Так что прости. Пока что тебе придется смириться с твоим сегодняшним положением, ибо я не могу предложить тебе ничего другого. Саске глубоко вдохнул, пытаясь утихомирить бешено бьющееся сердце. - Где мое оружие? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - В надежном месте. - Боишься меня? – злобно поинтересовался Саске, отлично понимая, как глупо звучит его вопрос. - Ты уверен, что хочешь, чтобы я ответил? Саске прищурился. - Почему ты не убил меня? Итачи, отвернувшийся было к стене, снова удивленно посмотрел на него. - А я что, должен был? – в его вопросе сквозило откровенное непонимание. – Мне-то казалось, что это ты пришел убивать. - Ты прав, - злобно улыбнулся Саске. – Но твоя ошибка будет стоить тебе жизни. Итачи лишь лениво отмахнулся. - Это вряд ли. Ты – на цепи, я – мирно сплю. Тебе ясно? - Сволочь! - Несомненно. Извини, я хочу отдохнуть. Едва заметного движения руки оказалось достаточно для того, чтобы погрузить пещеру в темноту. Саске продолжил чертыхаться, но ситуации это не изменило: послышался шорох одеял, а через некоторое время он услышал размеренное дыхание спящего. * * * По истечении первого дня Саске не мог думать ни о чем, кроме ненависти. По истечении второго он был просто взбешен и гремел цепью, пытаясь привлечь к себе хоть каплю внимания вечно погруженного в свои мысли или мирно отдыхающего Итачи. Впрочем, старания успехом не увенчались, ибо были благородно проигнорированы. На третий день он попробовал стонать – хотя тут ему даже играть особо не приходилось, ибо нога распухла и нещадно болела. Молчание Итачи – молчание в ответ на все оскорбления, скандалы и крики – было самым гадким и нечестным способом борьбы. Это выводило Саске из себя еще больше, и он буквально сходил с ума от собственной беспомощности. Собачка на цепи, черт подери! Унизительно, мерзко, просто позор! Как хорошо, что никто этого не видит… - Ты сам – виновник своего положения, - заметил как-то Итачи, собираясь на ежедневную утреннюю прогулку и набрасывая на плечи темный плащ. – Если бы ты изменил поведение, мне не пришлось бы держать тебя в цепях. - Не дождешься! – проорал Саске в ответ, не слишком активно дернув руками, ибо раны по-прежнему болели, а в прочности наручников он давно успел убедиться. Итачи как-то лениво фыркнул. - Дело твое. Мне-то цепей не жалко, а тебя – и подавно. Саске подавил в себе приступ ярости. - Где ты шляешься каждое утро? – зачем-то спросил он. На самом деле, ему было чертовски любопытно, что же скрывается за тяжелым камнем, закрывавшим вход в пещеру – потому что со своего места он не мог этого видеть, а в том, что успел усмотреть во время бури, не был уверен: вдруг это тоже являлось лишь частью иллюзии? - Я тебе сто раз говорил, хожу развеяться. Тут неподалеку есть храм и монастырь. Мне нравится там бывать. «Храм и монастырь? Люди», - мелькнуло в голове у Саске. Что ж, значит они не совсем на краю цивилизации. - И что же ты там делаешь? – как можно ехиднее произнес он вслух. – Замаливаешь прошлые грехи, надо полагать? Впрочем, я тебя огорчу: бесполезно. Едва ли в этом или других мирах есть бог, способный простить тебя. - Едва ли существует бог, к которому я стал бы обращаться, маленький брат, - просто ответил Итачи, но его тон был таким холодным, что Саске стало не по себе. – Да и потом, - чуть тише добавил тот, - глупо искать прощения, когда оно ничего уже не исправит. Не исправит? Саске вздрогнул и пристально посмотрел на него. Ему показалось, или на лице брата действительно… печаль? Нет, нет, ерунда какая. Он криво усмехнулся и покачал головой. Этот ублюдок Итачи всегда умел строить из себя некое возвышенное и грустное существо, погруженное в свои недосягаемые мысли. Но это не мешало ему на деле оставаться примитивной сволочью. - Тебя что-то развеселило? – поинтересовался Итачи. Саске покачал головой, продолжая посмеиваться. - Да так. Подумал вдруг, что раскаяние тебе не к лицу. *** В его глазах было что-то такое, от чего Саске трясло. Что-то невыносимо прямое и честное – и он был готов поклясться, что будь Итачи тысячу раз убийцей, он не умел лгать. Его глаза не лгали. Это, увы, не сочеталось с тем идеальным отрицательным образом брата, который за долгие годы тщательно прорисовал себе Саске, потому что честность была в его понимании чем-то сугубо положительным. - Ты слишком привык делить мир на черное и белое, - как-то неожиданно заметил Итачи, вернувшись с очередной прогулки. – Во всем, даже в том, что ты сидишь здесь, есть определенный смысл, и если постараешься, то увидишь его. - Конечно, смысл есть, - едко ответил Саске. – Я здесь для того, чтобы рано или поздно освободиться и прикончить убийцу. - И самому стать убийцей? – скучающе фыркнул Итачи. – Зачем плодить на земле еще больше зла, Саске? - Убить тебя – это не зло, а справедливость. Возмездие. - Нет, отото. Это удовлетворение твоей ненависти, рожденной из одиночества и страха. Ты еще помнишь, в чем я виноват перед тобой? - Как ты смеешь спрашивать о таком! – взвился Саске. – Ты, перерезавший всю свою семью, самых близких тебе людей, ты, ничтожество и ублюдок, ты не заслуживаешь ничего, кроме смерти! Итачи пожал плечами. - А если бы я сказал тебе, что это не так? - То я бы тебе никогда не поверил! – заорал Саске. – Я все знаю, и не надо сейчас строить из себя невинность! – Он сильно натянул цепи, пытаясь подойти к брату как можно ближе, но тот предусмотрительно отступил на несколько шагов назад. - Я никогда не старался изображать невинность, Саске, - покачал головой он. – Но меня удивляет, что в нарисованной тобой картинке все тебе кажется таким совершенным. Как ты думаешь, почему я до сих пор жив? Почему Наруто-кун не уничтожил меня, став Хокаге? Ведь ему ничего не стоило бы отыскать меня, он обладает огромной силой. Но почему-то он позволяет мне жить. - Потому что Наруто знает, что это мое дело, и я должен сам свершить месть за семью, - сквозь зубы процедил Саске. Брат снова пожал плечами. - Каждый волен думать так, как ему удобно. Саске прищурился. - Ты что-то хочешь этим сказать? - Абсолютно ничего. Абсолютно. Но этот разговор показался Саске странным. С чего бы этой сволочи разыгрывать из себя несправедливо обвиненного агнца? Совершенно непохоже на Итачи. Он угрюмо забился в свой угол, поджав по себя ноги и корчась от того, как правую свело от боли. Ну и черт с ней, пусть. От таких разговоров ему хотелось заснуть вечным сном – не потому, что Итачи мог быть невиновен. Саске знал, видел, всем сердцем чувствовал. Он был убежден в своей правоте. Но глаза убийцы не должны быть честными. Это противоречит логике. *** Когда Саске вернулся в Коноху после изматывающих битв и ничего не принесших побед, Наруто не задавал лишних вопросов. Возможно, он просто понимал, что все равно не добьется ответа, и проявлял тем самым не свойственный ему такт, или же и без того знал ответ, как это иногда случалось с Наруто. Саске удивлялся этому пониманию без слов, потому что подчас собственные мысли являлись загадкой для него самого. Но Узумаки говорил, что они просто слишком давно знают друг друга, и потому нет нужды задавать вопросы. Знать друг друга… Саске не был уверен в том, что понимает, каково это. Ему всегда казалось, что он знает Итачи во всем, до мелочей. Все его привычки, вкусы, интересы, все, чем брат занимался – ну, по крайней мере до тех пор, пока не стал работать в АНБУ, - потому что между братьями тайн быть не должно. И даже отстраненность, которую подчас он видел во взгляде Итачи, казалась ему чем-то абсолютно понятным. А вот сейчас он как будто заново изучал его. Столько лет прошло, но, впрочем, некоторые вещи остались неизменными. Складочка под поджатой нижней губой. Длинные пальцы, отводящие пряди волос со лба в минуты задумчивости. Полуприкрытые глаза, как будто их обладатель пребывает в легкой дремоте, хотя на самом деле он внимательно смотрит… Сейчас у Саске было много времени для того, чтобы наблюдать за братом, и волей-неволей он отмечал, что ничего не забыл. Да и как он мог забыть, если все эти годы его существование было заполнено одним лишь только Итачи? Наруто должен был бы спросить, стоил ли этот человек отданных за него лет жизни? Стоил ли Учиха Итачи того, чтобы ради него - ради мести ему – предавать тех, кто еще был рядом, и кто мог бы дать Саске новый смысл в жизни? Наруто мог бы спросить, каково это – помнить каждую секунду, каждое слово из прошлого, и переживать их снова и снова, пропитывая клетки мозга яростью и ненавистью до тех пор, пока к горлу не подступала тошнота? Но Наруто ничего не спрашивал, а ведь, быть может, задавай он больше вопросов, Саске не было бы так больно нести эту ношу одному, совсем одному, маленькому мальчику, который все так же боялся, как и в ту темную ночь, когда на него смотрели леденящие сердце равнодушные глаза старшего брата. - Ты стонал во сне, - уже второе утро подряд замечал Итачи, наливая ему чай, от которого Саске перестал отказываться, потому что пить, что ни говори, хотелось. Да, ему что-то снилось. Дома он часто ловил во сне руку Наруто и крепко прижимался к ней, подсознательно ища ощущения тепла и близости. И он надеялся, что сейчас, лежа на полу, прикованный к стене тяжелой цепью, он никого не зовет во сне. Потому что Итачи не нужно было этого слышать. Саске-кун вырос. Саске превратился в большого мальчика, исполненного ненависти и силы. И у него накопилось слишком много воспоминаний, которые он хотел бы забыть. *** Время тянулось отвратительно медленно, но постепенно Саске начинал к этому привыкать. Странное удовольствие находил он в том, что просто сидел, уставившись в одну точку, и перебирал, словно четки, свои воспоминания. Жизнь как будто наполнялась новыми красками, о существовании которых дотоле он и не подозревал. Переосмысление, перечувствование – а ведь в обычные дни нам едва ли хватает на это кратких минут. Но когда ты поневоле начинаешь прислушиваться к собственному дыханию, потому что вокруг царит такая тишина, что порой не слышно вообще ни звука, сложно не погрузиться вглубь себя. Сложно не размышлять о том, что таится в твоей душе, но на что ты старательно не обращал внимания годами. - И как такое возможно, чтобы тебя совершенно не мучила совесть? – спросил как-то Саске, мрачно пережевывая какой-то корешок, который, по мнению Итачи, должен был ускорить заживление его раны. После ночи, проведенной в размышлениях и депрессии, его глаза покраснели и припухли, но он не хотел признаваться брату в том, что ему плохо. - А с какой бы это стати ей меня мучить? У меня все хорошо, - лениво протянул Итачи, перелистывая книгу. Его волосы были распущены и свободно лежали на плечах тяжелыми прядями. Саске невольно залюбовался этим непривычным для него зрелищем. Итачи сейчас казался каким-то почти невыносимо домашним, расслабленным и умиротворенным. И если бы не эта темная пещера… каменные стены, тяжелые шкуры и холодный пол… Саске вздохнул. Все, все с самого начала пошло не так. - Скажи… - внезапно проговорил он. – Ты считаешь, что мне по-прежнему не хватает ненависти, Итачи? Брат поднял на него заинтересованный взгляд. - А сам ты что об этом думаешь? - Не отвечай вопросом на вопрос, - нахмурился Саске. - Прости, но другого ответа у меня нет. Ты веришь в судьбу? Саске промолчал. - В тот день, когда я ушел из Конохи навсегда, - продолжил Итачи, - я знал, что иду по пути, который мне предначертан. И если его можно назвать путем ненависти, то пусть будет так. Но дороги у всех разные, Саске. Сейчас я это вижу лучше, чем когда-либо. Твой путь может отличаться от моего, как отличаются наши мечты и идеалы. То, что ты следуешь за мной, не означает того, что однажды мы с тобой придем в одно место, понимаешь? Я буду ускользать, а ты будешь меня преследовать, но на самом деле ты давно идешь в другом направлении, просто сам еще не знаешь об этом. Возможно, это понимают твои друзья. Послушай их, если они когда-нибудь захотят раскрыть тебе глаза. - Конечно, наши пути различны, - хмыкнул Саске. – Ты думаешь, я совсем идиот и не понимаю этого? Ты – убийца, я – мститель, отличия есть, согласись. - Ну это как посмотреть, - улыбнулся Итачи. – Тому, что я - убийца, нет доказательств, кроме твоих мало чем подкрепленных обвинений, зато сам ты и вправду станешь убийцей, если прикончишь меня. Так что у нас много общего, глупый маленький брат. Но путь ненависти не для тебя. - Почему? – вопрос внезапно сорвался с языка. Итачи театрально вздохнул. - Наруто-кун никогда не позволит тебе идти не рядом с ним. Он такой собственник. Саске сжал кулаки, но ничего не ответил. *** Использовать всевозможные дзюцу он пытался много раз: и продырявить стену пещеры чидори, и расплавить цепь огнем, и много чего еще. Однако, ничего не срабатывало. Застав его однажды за попыткой вызвать струю огня, Итачи развеселился и сообщил, что он видоизменил структуру каменной породы таким образом, что она препятствовала высвобождению чакры, а потому ничего, кроме жалких искр, Саске так или иначе получить не сумеет. Проклятый ублюдок продумал абсолютно все. Выбраться отсюда без посторонней помощи не представлялось возможным. Саске то пребывал в философских раздумьях и депрессии, страдая от собственной слабости и никчемности, то, насупившись, вновь и вновь перебирал в голове дзюцу, которые знал и которых не знал, предполагая, что на любую силу должна найтись управа, если только хорошо подумать. Он дошел даже до того, что попробовал мысленно позвать Наруто, но этот идиот наверняка в его отсутствие был занят исключительно поглощением рамена и бездельничаньем, а для того, чтобы услышать зов, нужна немалая концентрация, - так что старания Саске ни к чему не привели. В очередной раз посочувствовав Конохе, которая на таком-то десятке лет существования обзавелась столь никчемным Хокаге, Саске откидывался на откуда-то раздобытую братом подушку и лежал, глядя в потолок. Вся эта ситуация начинала всерьез угнетать его. Хуже всего то, что нога ныла только сильнее, и ему это крайне не нравилось. Возможно, Итачи врал, подсовывая ему какие-то якобы целебные травы и корешки? И в самом деле, он вел себя подозрительно правильно и не предпринимал никаких попыток убить младшего брата. Строит из себя святого? Ха, ну так не на того напал. По крайней мере, Саске надеялся, что так оно и есть. Он отдавал себе отчет в том, что ненавидеть на расстоянии гораздо проще, чем вот так, проводя рядом с объектом ненависти долгие часы. Временами он даже начинал думать о том, что ненависть – нечто чужеродное, какое-то несвойственное человеческому организму чувство. Насильственно вызванное мозгом. Или Итачи был прав, и путь ненависти действительно был не для Саске? Иначе откуда вдруг эта постыдная слабость и глупые сомнения? Но присутствие брата все чаще напоминало ему о детстве и о тех годах, когда он был по-настоящему счастлив. Сознание само отфильтровывало плохие мысли, и в какие-то минуты смерти родителей как будто бы никогда и не было, и Саске тонул в сладостно-вязкой ностальгии. Аромат свежеприготовленной еды с кухни и мамин голос, напевающий какую-то песенку… отец, перебирающий бумаги в своем кабинете… брат, упражняющийся с кунаями во дворе… Люди, живые люди – и запахи, звуки, все то, что остается в сознании и создает картинку, которую мы впоследствии называем «воспоминанием». В эти минуты Саске впервые начал осознавать, что скучает: по родным, по друзьям, по простому человеческому теплу. В Конохе он никогда не был один, и все же временами ощущал себя чудовищно одиноким. Возможно, если бы не Наруто, он бы давно уже сошел с ума. С Наруто ему не приходилось ничего из себя строить, не нужно было сохранять маску хладнокровного Учихи – отчасти потому, что Узумаки уже видел его в худшие моменты, так что скрывать слабости было бесполезно. Но Наруто стал последней отдушиной, когда от всего остального его уже начинало устойчиво подташнивать. Миссии, миссии, миссии – и заботливая, как мать, Сакура рядом, и друзья, улыбающиеся в лицо и бросающие косые взгляды со стороны, потому что от дурной славы предателя избавиться ой как сложно… Но Саске знал, на что шел, когда возвращался в Коноху, поэтому не жаловался. В конце концов, плевать бы он на все это хотел, да и плевал, и слава всем Богам, что Наруто его за это не упрекал и предоставлял всю свободу, которую только предоставить своему подчиненному Хокаге – но Саске было душно. В Конохе он задыхался. И только здесь, забравшись высоко к снежным вершинам, он впервые понял, что значит – вдохнуть полной грудью. Даже будучи запертым в темной пещере, он все равно чувствовал себя гораздо лучше и свободнее, чем когда-либо. Было ли это очередной иллюзией, созданной Итачи, он не знал, да и знать не хотел. Потому что временами ему было хорошо. Он видел свет в конце тоннеля. Но все же этой ночью он вновь стонал, и даже проснулся, взмокший и дрожащий, не помня, что ему снилось. Наруто. Был ли это он?.. Да, ему не хватало Наруто. Возможно, чтобы поделиться тем, что открылось ему в эти дни. Возможно – чтобы задать ему вопросы, на которые сам он не мог найти ответа. А возможно – чтобы просто прижаться к нему в постели и позволить целовать себя и овладевать собой, чтобы отдаться его рукам, потому что в объятиях Наруто он чувствовал себя уверенным и смелым, словно тот наделял его собственной силой. Наруто всегда знал ответы на вопросы, в которых терялся Саске. Может ли быть так, что Итачи... Мог ли он… ошибаться? «Тебе хочется так думать, потому что ты устал думать иначе», - шептал внутренний голос, но Саске прикрыл глаза, отказавшись его слушать. Наруто нашел бы ответ и на этот вопрос. Может, просто… привести Итачи к нему? Он закусил губу. Черт подери. Бывает же, что глупости лезут в голову! «Саске, у тебя атрофировались мозги», - мрачно сообщил он сам себе, утыкаясь носом в подушку. И в самом деле, то, что Итачи оказался непохож на тот образ, который он рисовал себе годами, вовсе ничего не означает. Нужно раздобыть кунаи и прикончить этого ублюдка. Потому что иначе нельзя. Иначе все будет напрасно. Иначе все потеряет смысл
|
